По закону совести - Ксения Комал
Старик лежал на кровати, укрытый пожелтевшим, давно не стиранным одеялом, и молча смотрел в потолок. От этого взгляда у Яны моментально зашевелились волосы — столько в нём было отчаяния, безнадёжности и пустоты.
Почувствовав её состояние, Сергей осторожно отодвинул девушку в угол, а сам присел на краешек кровати.
— Добрый день, мы пришли поговорить об убийстве Милы, в котором подозревали вашего друга Геннадия Яковлевича. Вы дали показания, обеспечившие ему алиби.
Прокофьев моргнул, но было неясно, понимает ли он, о чём идёт речь. Яна даже засомневалась, что он вообще может слышать. Внучка старика застыла в дверях, не решаясь вмешиваться, но явно этого желая. Девушка одарила её таким взглядом, что хозяйка квартиры невольно отступила в коридор. Сергей между тем продолжал:
— Вы с друзьями утверждали, что во время убийства воровали яблоки. Это правда?
Старик ничего не ответил, но Яне показалось, что в его глазах появилось какое-то осмысленное выражение. Она приблизилась к Прокофьеву и тихо произнесла:
— Если девушку убили вы, сейчас самое время в этом признаться. Людской суд вам уже не грозит, а высший к тем, кто исповедовался, относится лояльнее.
— Нечего подталкивать человека к признанию, — сквозь зубы потребовал Сергей. — Видишь, он ни в чём не виноват.
— А ты не мешай, — разозлилась девушка. — Может, ему надо собраться с мыслями, обдумать всё как следует…
— Что тут думать, когда Милу прикончил кто-то другой?
— Хватит ему подсказывать.
— Оставили…
— Просто ты не можешь свыкнуться с мыслью о своём поражении, — упёрся Сергей.
— Зато с мыслью о твоём я свыкнусь запросто.
— Оставили…
— И не жаль ведь мальчишку… Что?!
Молодые люди одновременно повернулись к Прокофьеву, который силился что-то произнести. Сухие губы двигались по какой-то неестественной траектории, в глазах показались слёзы.
— Вы его расстраиваете, — возмутилась внучка.
— А вы не слишком-то хорошо ухаживаете…
— Что оставили? — подалась вперёд Яна.
— Его… Меня, — еле слышно прошептал старик и замолчал.
Сколько молодые люди ни ждали подробностей, их так и не последовало. Они пробовали задавать наводящие вопросы, напоминали Прокофьеву о его словах, даже трясли его за плечи, но всё было напрасно. Старик будто бы провалился в какой-то одному ему видимый мир, и окружающие для него просто перестали существовать.
— Это надолго, — просветила хозяйка. — Он так целыми днями лежит, вам повезло, что хоть чего-то от него добились.
— Спасибо, — расстроенно сказала Яна. — И это… Извините нас.
Она прошествовала к выходу, увлекая за собой Сергея, который ещё на что-то надеялся.
На улице было жарко и душно, но девушка зябко ёжилась, не в силах отойти от визита. Прокофьева было безумно жаль, однако если это он лишил жизни Милу, то вроде бы всё правильно, всё по заслугам. Молодой человек пребывал примерно в таком же состоянии и сумрачно глядел себе под ноги, решая, как отнестись к откровениям старика.
— Думаешь, это что-то значит?
— Вполне возможно, — ответил Сергей. — Только вряд ли мы когда-нибудь сумеем понять.
— Кто мог его оставить? — не унималась Яна. — Что, если дружки, которые убили Милу?
— И где оставили?
— Мне-то откуда знать? Вопрос был очень ясным — он ли пристукнул девчонку. Ответ, похоже, вполне нормальный, адекватный, только мы не можем сообразить, о чём речь.
— Навестим его как-нибудь ещё, — безразлично пожал плечами молодой человек. — Но я не думаю, что это что-то даст. Тем более что Прокофьев невиновен.
— Ну почему ты так уверен?
— Просто знаю людей. Убийство произошло в начале шестидесятых, тогда молодёжь была совсем другой. Это сейчас дети жестоки и озлоблены, а в то время…
— Молодёжь всегда одинаковая, — перебила Яна. — И дети сейчас нормальные, хоть на Димку посмотри. Уж кому как не ему надо было озлобиться, но нет — спокойный серьёзный парень, который думает о будущем и пытается справиться с настоящим.
— Это потому что он один. А был бы в компании сверстников, совершал бы обычные подростковые глупости. Толпа есть толпа, слабая несформировавшаяся личность в ней теряется.
— Ты сейчас сам подтверждаешь, что Милу убили друзья. Толпа есть толпа и всё такое…
— Ничего подобного, — улыбнулся молодой человек. — Я же говорю: время было другое, у молодёжи было больше полезных занятий и меньше пагубных искушений. Уверен, что стадный инстинкт не проявлялся до такой степени, как сейчас. Я готов признать, что Милу мог убить один из одноклассников, но чтобы сразу четверо — нет. Тогда мальчишки мечтали стать героями, а не уголовниками.
— Но могло же быть такое, чтобы один решил убить, а остальные просто…
— Стояли и смотрели? Ты правда веришь, что комсомольцы были такими ведомыми? Если бы среди них оказался лидер с преступными наклонностями, ему приходилось бы их скрывать, а не увлекать своими идеями других.
— А вдруг они все были с наклонностями?
— Все четверо? В одном маленьком городе, в одной школе? Это практически невозможно, слишком большое совпадение.
Понимая, что в его доводах есть некий здравый смысл, Яна тяжело вздохнула и перевела взгляд на озеро, которое призывно серебрилось под солнечными лучами.
— И всё равно я считаю, что это — Геннадий Яковлевич. Посмотри на него, на то, как он живёт. Тебе не кажется странным, что в наше время человек существует в таких условиях и даже не пытается ничего изменить? Это ведь явно неспроста.
— То есть, по-твоему, он похож на того, кто хапнул у убитой девчонки бесчисленные богатства? Что-то мне подсказывает, что он жил бы иначе и не здесь.
— Может, и не было никаких богатств. Это же просто слухи, пусть известные всему городу, но слухи. Представь, что у тебя есть случайно доставшиеся в наследство дореволюционные сокровища. Где бы ты их хранил?
— В Швейцарии.
— А будь это полвека назад?
Молодой человек серьёзно задумался.
— Чёрт его знает. Проще всего сделать тайник где-нибудь в подвале, но, учитывая, что о ценностях было известно всем и каждому… Ведь в любой момент могли прийти с обыском…
— Вот именно.
— Скорее всего, я бы зарыл их где-нибудь в труднодоступном месте. Тем более здесь таких предостаточно. Чего проще — залезть в один из гротов, выбрать углубление понадёжнее и закопать сундучок. От воров и властей это вполне спасёт.
— А теперь скажи мне: ты бы сообщил о тайнике дочери-подростку? Той, которая недавно принесла в подоле.
— Не знаю, — буркнул он. — С одной стороны, конечно, очень опрометчиво, с другой — вдруг что-то произойдёт, и девчонка останется ни с чем. Я бы постарался как-то перестраховаться на
